В столовой Анна Евдокимовна вынула из портфеля хлеб и разделила его пополам.
— Так ведь это же вам на сегодня и на завтра? — спросила Надя. — Ну, ничего. Мне, наверное, завтра выдадут карточку, я тогда возьму на завтра и послезавтра.
И она принялась за суп, отщипывая от хлеба маленькие кусочки.
— Теперь я вас до дому провожу, — сказала после обеда Надя и осторожно взяла Анну Евдокимовну под руку, словно боясь, что та может поскользнуться и упасть.
«Вот уже два дня девочка живет совершенно одна, а я об этом ничего не знаю», — думала Анна Евдокимовна…
— Почему ты мне не сказала, что тетя от тебя ушла?
— Совестно было об этом на уроках говорить, — тихо ответила Надя. — Ну вот, мы и дошли. Спасибо вам, до свидания!..
Но Анна Евдокимовна все стояла у ворот дома.
Какое-то неизъяснимое чувство притягивало ее к удалявшейся Надиной фигурке. Как будто тоненький ее след еще связывал Анну Евдокимовну с той жизнью, которую она сегодня покинула. Вот еще немного — и Надя скроется за поворотом.
— Надя! — крикнула она. — Надя! — крикнула она громче, боясь, что девочка не услышит.
Надя обернулась, подбежала к ней:
— Вам дурно, да? Я вас по лестнице провожу…
— Нет, ничего, — сказала Анна Евдокимовна и вздохнула: — Если хочешь, можешь зайти ко мне.
— Очень хочу, — сказала Надя. — А я думала, что вы не хотите.
Дома Анна Евдокимовна прилегла на постель.
— Дров у вас, конечно, нет? — спросила Надя.
— Есть еще немного…
Анна Евдокимовна заснула мгновенно. Когда она проснулась, топилась печурка. Надя сидела на табуретке и рассматривала открытки в альбоме. Анна Евдокимовна видела, как она тихонько встает, на цыпочках подходит к шкафу, кладет альбом на прежнее место и, взяв новый, на цыпочках возвращается к своему месту у печурки.
— Надя!..
— А вы спали, — сказала девочка. — Целый час спали. У вас книг как много! Хотите, я вам что-нибудь вслух почитаю? — Она взяла с полки запыленный томик в старинном переплете и, закрыв вьюшку, села поближе к Анне Евдокимовне. — Ой, да у вас тут закладка! Вы не дочитали до конца?
«Вот в толпе, которая вереницей проносится в моем воспоминании, один образ, спокойный и тихий. Он в своей невинной любви и детской прелести говорит: остановись, вспомни обо мне. Я исполню это…» — читала Надя, и Анна Евдокимовна не прерывала ее, хотя наизусть знала эти любимые строки.
Книга жила заново. Писатель был третьим здесь, желанным и необходимым.
— Ну, довольно, — сказала наконец Анна Евдокимовна. — Надо ложиться спать. Постели себе на диване.
Но когда Надя погасила коптилку, она долго еще лежала с открытыми глазами.
— Анна Евдокимовна, вы уже спите?
— Чего тебе, Надя?
— Можно мне к вам?
Она слышала, как Надя встала и, подбежав к ее постели, быстро нырнула под одеяло. Девочка всем телом прижалась к Анне Евдокимовне и, обняв за шею, сказала:
— У меня есть сухарик. Я его давно припрятала. Сейчас съедим, да? — Она быстро сунула Анне Евдокимовне половину сухарика.
— Вкусно, да? — спросила Надя. — Ну, теперь будем спать.
Встала Надя рано и разбудила Анну Евдокимовну.
— Я за карточками — узнать, — говорила она, — а потом я домой зайду. В школе мы увидимся, и в перемену я все расскажу.
— Хорошо, — сказала Анна Евдокимовна. «Надо поговорить с Рощиным», — подумала она, когда Надя ушла.
Анна Евдокимовна искала слова, которые могли бы объяснить Рощину пережитое, не находила их и боялась встречи. Она нарочно вышла из дому позднее обычного.
Еще издали Анна Евдокимовна увидела Рощина. Он стоял у ворот своего дома, размахивая руками и притопывая, чтобы согреться. Заметив Анну Евдокимовну, он быстро пошел ей навстречу.
— Так я и знал, что придете, — сказал Рощин вместо приветствия и, взглянув на часы, прибавил: — Извините, спешу.
Она взглянула на него с благодарностью.
Анна Евдокимовна уже начала урок, когда Надя вошла в класс. По веселым глазам девочки она поняла, что с карточками все благополучно. Надя, сев поодаль, знаками показывала учительнице, что карточки ей выдали, и наконец, не выдержав, вытащила карточки и разложила их у себя на коленях.
В перемену Анна Евдокимовна подозвала Надю.
— Что у тебя дома? Вернулась тетя?
Лицо девочки сразу же стало виноватым.
— Нет, не вернулась.
— Как же ты теперь жить будешь?
— Не знаю, — сказала Надя, испуганно глядя на Анну Евдокимовну.
— Возьми свои вещи и на саночках перевези ко мне. Слышишь?
— Слышу, — сказала Надя тихо. Потом вдруг бросилась Анне Евдокимовне на шею и поцеловала.
— Куриные нежности! — заметил Миша Алапин.
Сразу же после занятий Надя со всем своим незатейливым имуществом перебралась к Анне Евдокимовне. Она даже привезла ветхий кухонный столик.
— Для растопки, — объяснила девочка.
Вечером, разламывая стол, Надя сочинила целую историю о корабле, потерпевшем крушение, и о том, что она ловит теперь в бурном океане то немногое, что осталось от гордого корабля.
Но вскоре оказалось, что они не мореплаватели, а отважные полярники. Надя называла кровать и диван нартами, одеяла — спальными мешками. Она ходила по комнате со щепкой в руках, нахмурившись, смотрела на нее и поминутно сообщала:
— Пятьдесят пять ниже нуля, шестьдесят ниже нуля. Анна Евдокимовна, сейчас льдина треснет!