Звонок. Понимаю. Но ведь ты не виновата, что все так случилось. И не надо столько значения придавать обрядности. Оба вы столько в свое время перестрадали. Вспомни!
Мама. Да, да…
Звонок. Надеюсь, что Виктор Сергеевич остался хозяином своего слова?
Мама. Как ты можешь в этом сомневаться!
Звонок. Ради бога, успокойся! Заклинаю тебя, ты должна успокоиться!..
(И все время, пока они говорили, шуршала газета и мать плачущим голосом повторяла: «В результате несчастного случая, какой ужас!»)
Владик все слышал. В разговоре мамы со Звонком было много странного. Какие-то неизвестные ему слова и фразы: «гены», «обрядность», «хозяин своего слова», «заклинаю тебя», но главное он понял: у него был брат, и этот брат умер… в результате несчастного случая.
От Владика все скрыли. Почему? Этот брат не мамин сын? Ну и что? Владик знал, что так бывает. У его школьного товарища, Игоря Ивановского, родители разошлись, отец вторично женился, и у Игоря теперь маленький брат, Владик знал, что Игорь любит брата (кажется, его зовут Павлушей), играет с ним и называет «ежиком». Тот действительно фырчит, как ежик.
Владик резко отбросил одеяло, вскочил и как был, в одной рубашке, подбежал к двери в соседнюю комнату. Еще секунда, и он бы открыл дверь…
Но чего он добьется? Поднимется страшный шум, проснутся соседи, мама будет громко плакать. Ничего нельзя будет толком узнать, и он же еще окажется виноватым…
Владик снова взглянул на фотографию отца и, встретившись с его обычным, немного усталым, немного насмешливым, но добрым и ласковым взглядом, почувствовал, что отец его одобряет: как ни велико, как ни ошеломляюще неожиданное известие, нельзя действовать сгоряча, неосмотрительно.
Чуть слышно ступая босыми ногами, он вернулся и лег. Надо ждать приезда отца. С ним он может поговорить серьезно, по-мужски. Отец все ему объяснит. И Владика перестанет знобить, и он уснет под теплой отцовской рукой. Ему так хотелось почувствовать эту дружескую руку, что, казалось, отец уже здесь, рядом. Но в ту же минуту, когда Владик согрелся и стал засыпать, он проснулся. Как он может спать, когда случилось такое несчастье! Конечно, он еще мал, чтобы рассуждать о смерти, — так сказал отец, когда умер доктор Вишняков, лечивший Владика «с пеленок». Но ведь Владик и не пытается рассуждать о смерти, он только вспоминает, как были тогда огорчены и отец, и мать. Они сами говорили, что «ходят как потерянные». Потом, когда вместо доктора Вишнякова пришел другой доктор, молодой, красивый, загорелый, Владику самому стало необыкновенно грустно и больно. Какую же боль предстоит испытать отцу!
В соседней комнате продолжали разговаривать, но Владик больше ничего не хотел слушать. Телеграммы, телефоны, снова эти гены, и ни одного слова о том, как больно будет отцу. Похороны, обрядность… Он зарылся головой в подушку. Пусть шепчутся о чем угодно!..
Но они обманывают отца! Сами же говорят, что знали, с утра знали, а отцу не сообщили, и он не будет завтра на похоронах. А ведь это — Владик знал — «последний долг». Когда доктора Вишнякова похоронили, то родители были довольны, что выполнили «последний долг». Мать хвалила речь отца на похоронах и говорила, что она была лучше всех других речей. Таков обычай — говорить речи на похоронах…
Отца обманывают! Он сейчас в Москве, на вокзале, настроение у него хорошее, как всегда, когда он выигрывал дело. Владик знал, что отец ездит в Москву по делам своего учреждения. «Выигрывать дела»— это обязанность главного юрисконсульта. Другие юрисконсульты из других учреждений, случается, проигрывают дела, но отец всегда выигрывает, потому что лучше всех законы знает, за это его так и ценят… Вот он подходит к вагону, ставит чемодан на платформу и предъявляет билет проводнику. В чемодане у него подарки маме и Владику.
Теперь Владик больше не думал о том, почему от него все скрывали. Он думал только о том, что мама и ее подруга обманули отца, нарочно ему ни о чем не сообщили. Мать — слабая женщина, у нее всегда «глаза на мокром месте», она не знала, как ей поступить, хотела посоветоваться. Ведь она так и сказала — «хотела посоветоваться», вот Звонок и посоветовала…
В соседней комнате стали прощаться. Он ждал, что снова услышит страшные слова: смерть, похороны, несчастный случай… Но в соседней комнате говорили о таких пустяках и таким незначительным тоном, что Владик подумал: может быть, произошла ошибка, может быть, он чего-то не понял?
Едва только мама вышла в переднюю проводить подругу, как в ту же минуту Владик отворил дверь. Нужно было немного времени — минута, другая… У Звонка привычка надолго застревать в передней…
Он сразу же увидел газету на круглом столе. Густой красный свет от лампы падал прямо на нее. Теперь быстро! На какой странице это может быть напечатано? И в то же мгновение он увидел черную каемочку:
...«С глубоким прискорбием… коллектив пригородной школы-десятилетки… Кости Камышина… в результате несчастного… выражает соболезнование Евгении Петровне Камышиной… Вынос тела в десять часов утра. Долинино. Головинская, 7».
Хлопнула дверь на лестницу. Владик бросил газету на стол и, стараясь не торопиться, на носках вышел из комнаты. Он успел тихонько затворить за собой дверь и снова лечь в постель.
«Вынос тела… с глубоким прискорбием… школа-десятилетка…» — повторял он, чувствуя, как его снова начинает знобить, и напрасно пытаясь согреться под одеялом. — Школа сообщает… Значит, его брат тоже школьник. Только старшеклассник. «Ежик» на девять лет моложе Игоря. Ну, а Костя, тот, наверное, кончает школу, то есть кончал, но не кончил…