Почти вся жизнь - Страница 79

Выйдя из землянки, Ларин услышал ругань. Это ему не понравилось. Несколько бойцов из штабной батареи таскали бревна, видимо, для какого-то укрытия, а Богданов, стоя на камне, ругал их последними словами.

— Старшина! — крикнул Ларин.

Богданов подбежал к нему.

— Чего это вы разорались?

— Да как же, — отвечал Богданов, делая обиженное лицо. — Ведь это соображения нет. Волокут по земле бревна, а их на плечах переносить куда удобней. Затрата энергии, товарищ капитан.

— Ладно, ладно, — сказал Ларин. — Народ новый, я не обязательно им по-твоему работать. Нечего орать.

— Новые-то они новые, — сказал Богданов недовольно, — да пора бы уже привыкать.

В глубине души Ларин сочувствовал Богданову. Вероятно, и Богданов, так же как и он, думает об одном: а как эти люди будут в бою?

— Я в первую батарею иду, — сказал Ларин. — Пошли-ка вместе, старшина.

Богданов повеселел. Всю дорогу он рассказывал Ларину о новых бойцах и одного даже похвалил.

Командир батареи Воробьев, отрапортовав, присоединился к Ларину. Вместе они осматривали хозяйство. Ларин делал замечания, по привычке записывая наблюдения. Богданов тоже изредка вставлял словечко, и Воробьев косился на него, принимая Богданова за адъютанта командира дивизиона.

Подошли к первому орудию новиковского взвода. Навстречу Ларину выскочил гигант Вашугин.

— Наводчик Вашугин. Индивидуально занимаюсь с бойцами материальной частью. Разрешите доложить: командир орудия здесь неподалеку.

— Индивидуально занимаешься? — усмехнувшись, переспросил Ларин.

— Так точно, товарищ капитан.

— Важно! Когда же ты наводчиком стал?

— Во время операции, товарищ капитан. Капитан Макарьев приказал. У нас тогда весь расчет перебили. Меня сам Батя хвалил, — прибавил он тем же гордым тоном, каким давно служившие бойцы говорили о Смоляре. — А вот и командир взвода, — сказал Вашугин, кивнув головой в сторону Новикова.

Подбежав на положенное расстояние, Новиков доложил. Вся его фигура, и лицо, и сомкнутые брови говорили о том, что больше всего он боится допустить малейшую фамильярность по отношению к командиру дивизиона.

Все эти дни Ларин был очень занят, и встречи с Новиковым носили сугубо служебный характер. А Ларину хотелось согреть, приласкать Ольгиного брата. Николай должен почувствовать себя здесь как дома.

Он был очень похож на Ольгу. Приветливость, свойственная всей новиковской семье, ярче всего была выражена в младшем, в Николае. Даже сейчас, когда он стоял навытяжку, Ларину казалось, что он улыбается. «Как же мне его называть? — думал Ларин. — Младший лейтенант? Коля? Товарищ Новиков?»

— Ну-ка покажите мне, как вы устроились, — сказал Ларин. — Вы с кем тут живете? — спросил он, спустившись в землянку.

— Со старшим на батарее, лейтенантом Копыловым.

— А, с Копыловым… — сказал Ларин. — Это старый солдат. Он ко мне еще в Колпино в противотанковый ров пришел.

— Отличный, замечательный человек, — подчеркнуто деловито подтвердил Новиков.

— У вас, Николай, даже голос похож на Ольгин, — заметил Ларин.

— Это верно, — ответил Николай все так же деловито. — Когда мне было лет четырнадцать, я все пытался разговаривать «под Ольгу». Ну вот и привык. Обидно мне: знал бы, что попаду в ваш дивизион, обязательно бы письмо захватил. Я ведь был у своих перед отправкой на фронт. Но мне вообще не повезло. Только приехал к вам, как боевая операция закончилась.

— Как это «не повезло»? — переспросил Ларин.

— Столько времени учиться и… Нас так готовили, чтобы прямо в бой. Мы только так и понимали. Ну, а тут все сначала: боевая учеба…

— Какая чепуха! — перебил Ларин. — На мой взгляд, вам очень даже повезло. Вы знаете, что это такое — пополнение в бою? Вам дают взвод, а вам даже неизвестно, что за люди в расчетах. Горячка. Вы пробуете вмешаться в дело — никто вас не слушает. Трудно новому человеку. Мне Макарьев рассказывал — в третьей батарее, когда высоту брали, младший лейтенант снаряды подносил.

— Я черной работы не боюсь, — сказал Николай, прямо глядя Ларину в глаза.

Ларин поморщился.

— Ну вот что, Николай, запомните, что я вам скажу. Вы офицер, учитесь командовать, пока не поздно. В бою будет поздно. Вы, может быть, сейчас думаете, что вот, мол, поехал рацеи читать. Но я вам приказываю запомнить то, что я говорю.

— Товарищ капитан. — Николай встал в положение «смирно». — Разрешите… Вы меня неправильно поняли. Я хотел сказать, что если бы вы меня… если бы в бою…

Ларин снова поморщился.

— С вами капитан Макарьев, кажется, беседовал?

— Так точно, беседовал.

— Чем наш полк знаменит?

— Пулково, Колпино, Невская Дубровка…

— Ну, это правильно, конечно, — перебил его Ларин. — Это, конечно, верно, — сказал он как можно мягче. — Но мне не об этом хотелось сказать… Полк наш знаменит боевой учебой. И вам, молодому офицеру, это надо сейчас бойцам разъяснять. Перед тем как прорвать «линию Маннергейма», мы полтора месяца учились. И в мирное время, и перед тем как Неву форсировать, и в Кириках, и сейчас на болотах… И ваше дело не снаряды подносить, а командовать. Случится несчастье в бою, будете и снаряды подносить, и заряжать, и наводить, но ваше дело не допустить такого несчастья. Подполковник Смоляр… он… — Ларин оборвал себя: что бы он ни сказал о погибшем командире полка, все равно его слова не могли бы выразить самое главное — тревогу за полк без Смоляра.