Почти вся жизнь - Страница 40

КПП. Проверка документов. Дачные места, веранды с разноцветными стеклами. Крокетные площадки… Охта, мосты, Смольный…

Ленинград открывался им не спеша, в холодном прозрачном рассвете.

Дрема прошла. Было только очень холодно, и сотни маленьких острых булавок покалывали тело.

Левкин вдруг услышал голос рядом.

— Куда же ты едешь? — кричал Колечкин. — Забыл, где твой дом?

Левкин, не отвечая, вел машину. Он подумал, что Колечкин снова может уцепиться за руль, и, ведя левой рукой машину, правой придерживал Евгения Павловича.

Так они подъехали к базе.

— Куда же ты приехал, идиот? Да не держи ты меня. Куда приехал?

К машине бежали люди. Левкин вышел из кабины. Колечкин за ним.

Какой-то седенький старикашка обнимал Левкина, другие обнимали Колечкина. Колечкин вырвался из объятий сослуживцев. Он тихо сказал шоферу:

— Давай обратно в кабину! Не сходи с ума…

Левкин устало покачал головой.

Он следил за тем, чтобы Колечкин не притронулся к ящикам, чтобы грузчики приняли их по весу.

— По накладным норма, а по весу на пятьдесят килограммов больше, — предупредил Левкин.

— Подарок?

— Подарок.

— Ловко! — закричал Колечкин. — Знаем, какие могут быть сейчас подарочки.

— Пошел ты… — спокойно сказал ему Левкин.

Через четверть часа он подъехал к детдому на Кировском. На его стук вышла закутанная в платок женщина. Она с удивлением посмотрела на Левкина, державшего в руках тяжелый ящик.

— Не узнали?

Женщина покачала головой.

— С Большой земли — вам. — Он поставил ящик на пол. — Шоколад, масло, консервы. — Женщина молчала, и Левкин спросил: — Что с вами?

— Нет, ничего, прошло, — вздохнула женщина. — Большое вам спасибо. Сейчас напишу расписку.

— Какая может быть расписка? — сказал Левкин сердито. — Я-то ведь без расписки брал…

В гараж Левкин не заехал. Бензину было достаточно для нового рейса.

...

Фрам

Фрам был из породы сибирских лаек. Он был очень красивым и еще совсем молодым. Стрельниковы купили его на выставке кровного собаководства.

В семье давно уже было решено купить собаку. Но судьбу Фрама решила Танюша. Увидев на выставке Фрама, она так восторженно завизжала, что щенок тявкнул в ответ. Все вокруг засмеялись. Стрельниковы, внимательно рассмотрев Фрама и его родословную, купили его.

Вряд ли Фрам понимал, как хорошо прожил он полтора года у Стрельниковых. Для того чтобы это оценить, Фраму надо было бы испытать что-нибудь другое. Ничего в своей жизни не испытав, Фрам был уверен, что такова жизнь: человеческая ласка и забота, вкусная еда, мирный сон на подстилке, веселые прогулки. Фрам вырос, грудь его окрепла, мускулы налились силой, он стал умной и доброй собакой. Стрельниковы очень его любили.

Началась война. Размеренная и счастливая жизнь Фрама была нарушена. Хозяин уехал, остались хозяйка и Танюша. Фрам часами лежал на холодном полу в бомбоубежище, вдали от своей удобной подстилки. Иной раз, когда он взбегал по лестнице, ему казалось, что ступеньки уходят из-под ног.

Потом жизнь совсем испортилась. Фрама стали скверно кормить. Он никогда не был попрошайкой, вел себя спокойно, когда семья обедала; он не был жаден. Но поневоле приходится скулить, когда тарелка пуста.

Фрам много дремал, утомленный однообразием жизни, полумраком в квартире и скудным питанием. Однажды, проснувшись, он услышал такую глухую тишину, что испугался. Никого не было дома. Он ждал час, другой, прождал день, ночь и еще день. Дверь на лестницу была открыта, но Фрам терпеливо ждал своих хозяев. Он не знал, что решение переехать в Парголово к тетке, у которой был запас картошки, принято уже давно. Танюша плакала, ей было жаль Фрама, но мать только головой качала: «В такое время думать о собаке!..»

На третий день вынужденного своего одиночества Фрам выбежал из дому.

На улице было великолепно. Сияющий морозный день — дух захватывало от белизны земли, от голубизны неба. Фрам, радуясь всепроникающему свету, быстро побежал по улице, но он добежал только до угла. То, что он увидел, заставило его остановиться.

Фрам увидел необыкновенно высокого мужчину. Мужчина был очень худ, и это, вероятно, делало его таким высоким. У него были длинные беспокойные руки. Но больше всего поразило Фрама лицо этого мужчины или, вернее сказать, огромная рыжая борода вместо лица. Не было видно глаз.

Фрам стоял в нерешительности. Рыжая борода и длинные беспокойные руки приближались к нему. Фрам неподвижно глядел на незнакомца. Мужчина заслонил собой солнце. Рыжая его борода потемнела.

Фрам испугался. Он бросился назад, инстинктом понимая, что ему угрожает. Он бежал, сам не зная куда, лишь бы убежать подальше. Ему казалось, что борода гонится за ним. Но это было не так. Когда Фрам обернулся, страшный человек медленно брел за ним, вытянув длинные руки.

Фрам пробежал улицу, снова свернул и свернул еще раз. Сердце его бешено колотилось. Он боялся новых встреч с людьми и залез в разбомбленный дом. Здесь он отдышался.

Если бы не было этого лютого года, Фрам, наверное, смог бы просуществовать. Он бы стал бродячей собакой. Выискивая еду, он болтался бы по дворам, по рынкам, его видели бы у мясных лавок. Но мясные лавки хранили только разноцветные муляжи, и собака была обречена на гибель.

Фраму хотелось есть, но понять, что он никогда не получит еду, он не мог. Ему снилась еда, и это еще больше убеждало Фрама, что еда существует и, значит, он ее получит.