Почти вся жизнь - Страница 33

— Вставай, а то опоздаешь, — сказала жена. — Ну, я пошла. Вода на кухне, в ведре.

Когда щелкнул замок, Иван Николаевич стал одеваться. В корзине, рядом с печуркой, лежала лучина, но Иван Николаевич решил с этим не возиться. Он помешал ложкой суп, отрезал от пайка кусочек хлеба и стал есть, стараясь делать самые маленькие глотки.

Оставалось десять минут до начала работы. Иван Николаевич надел шубу, поднял воротник, натянул купленный по случаю подшлемник так, чтобы рот был закрыт, надвинул на уши шапку и вышел. Он шел приподняв плечи. Его знобило.

Возле своего почтового отделения Иван Николаевич не остановился. Перевел дыхание, еще выше приподнял плечи и свернул в переулок. Через десять минут он был в районной поликлинике.

За маленьким столиком сидела женщина в шубе, поверх которой был накинут грязный больничный халат. Иван Николаевич стал быстро раздеваться, но женщина сказала раздраженно:

— Что вы, больной, с ума сошли? У меня чернила замерзли, а он раздевается. Маша! — крикнула она, приоткрыв дверь. — Маша! Дайте чернила… И потом бланки, у меня бланки кончились.

Никто не отзывался.

— Придется написать вам справку вместо бюллетеня, — сказала женщина в халате. Она вырвала лист из тетради, что-то нацарапала карандашом и протянула бумажку Ивану Николаевичу. — Печать поставите рядом в комнате.

— У меня головные боли, — сказал Иван Николаевич. — То есть не то чтобы боли, а голова кружится.

— Ясно, — сказала женщина. — Пятый месяц блокады, вот и кружится голова. Благодарите немцев. Маша! Бланки! Я не могу работать!

В соседней комнате Иван Николаевич поставил печать на справку, выйдя на улицу, прочел: «Сердечная слабость. (Вместо бюллетеня)» — и сунул бумажку в карман. Он не спеша шел домой, щурясь на неожиданно яркое январское солнце.

Иван Николаевич добрел до своего дома и, не раздеваясь, лег на постель.

Его клонило ко сну, но ему так и не удалось уснуть. Он думал о том, принесет ли что-нибудь жена со службы. Иван Николаевич уже давно завел порядок: по нечетным числам приносила обед жена, по четным он. Но перебои стали обычны.

— Принесла обед, — сказала жена. — На суп ничего не вырезали, потому что он дрожжевой, так что я взяла две каши. Хорошо, Ваня, верно? Ты почему лежишь?

Иван Николаевич молча протянул ей амбулаторную справку.

— Ты бы разделся, Ваня, — сказала жена, убирая подшлемник с постели Ивана Николаевича. — Я сейчас подтоплю.

Но Иван Николаевич покачал головой. Он все время думал о своей странной болезни, называющейся сердечной слабостью. Сердце не беспокоило его, и это еще больше заставляло думать о своей болезни. Снова он плохо спал.

— Ванечка, — сказала утром жена. — Ты сходи за обедом. Ничего, что ты по бюллетеню. Сейчас это можно. Судочки я тебе положила в корзинку. На столе тазик с водой. Помойся, Ванечка.

Иван Николаевич кивнул головой и, вскоре после ухода жены, попробовал пальцем воду в тазике. Вода была ледяная. Он насухо вытер палец и оделся.

В столовой Иван Николаевич встал в очередь в кассу. К нему подошел один из его сослуживцев. Фамилия сослуживца была Счастливченко. Иван Николаевич недолюбливал его.

— Нашего полку прибыло! — крикнул Счастливченко. Иван Николаевич удивленно посмотрел на него. — Вы ж по бюллетеню?

— По бюллетеню.

— Ну вот и хорошо, вот и ладненько. И я по бюллетеню.

— А что у вас, товарищ Счастливченко?

Сослуживец засмеялся:

— Блокадная болезнь, дружище. Сердечная слабость. — И он хлопнул Ивана Николаевича по плечу.

Иван Николаевич вздрогнул от этого приветствия; погодя минуту спросил:

— А как лечиться, товарищ Счастливченко?

— Чудак человек, дорогой товарищ! Только покой. Лежите, сохраняйте энергию, как можно меньше движений. Надо ж чем-то компенсировать организм.

Но тут подошла его очередь, сослуживец ткнул буфетчице веер карточек и, получив талоны, стал звать подавальщицу.

— Мне два супа и одну кашу, — сказал Иван Николаевич.

— Только один суп, — сказала буфетчица.

— Но у меня… — начал оправдываться Иван Николаевич.

— Распоряжение заведующей столовой. Ничего не могу сделать.

Иван Николаевич опешил. Сегодня было четное число, и он должен был принести домой два супа. Он пошел к заведующей. Заведующей не было, дверь была закрыта. Иван Николаевич ждал ее, беспокоясь: супы могли кончиться. Наконец пришла заведующая.

— Вам что, гражданин? — спросила она, открывая дверь к себе в комнату. Иван Николаевич, волнуясь, повторил свою просьбу.

— Распоряжение для того, чтобы его выполняли, — сказала заведующая. — Вы же интеллигентный человек и должны понимать, что сейчас не мирное время.

Разговор шел на пороге, и Иван Николаевич боялся, что заведующая захлопнет дверь.

— Гражданин… — сказала заведующая, но тут мимо них промчался товарищ Счастливченко, крикнув на ходу:

— Привет, привет, дорогая Ольга Михайловна! — И, вероятно заметив расстроенное лицо Ивана Николаевича, попросил: — Дайте Ивану Николаевичу лишнюю порцию супа…

Заведующая рассмеялась, затем лицо ее вновь стало строгим. Она вырвала листок из блокнота и красным карандашом написала: «Два супа». Иван Николаевич вздохнул свободней.

Получив обед, он пошел домой и стал ждать жену.

— Не сердись, Ванечка, что опоздала, — сказала она, снимая пальто. — У нас было собрание после работы. Очень интересно один товарищ рассказывал. Нашито немцев бьют. Скоро, Ванечка, и мы с тобой заживем.