Почти вся жизнь - Страница 20

— Осокин?.. — Женщина медленно и, как показалось Абатурову, осторожно подошла к бойцу. — Миша?..

Абатуров оставил их. Он вышел на площадь. Бойцы сбивали огонь, занявшийся во втором этаже дома отдыха. Трупы гитлеровцев валялись здесь вместе с патронными гильзами, пустыми консервными банками, исковерканными пишущими машинками, ящиками из-под мин и гранат.

— Разворачивайте рацию, быстро! — приказал Абатуров Чуважову. — Вызывайте командира полка. Передавайте: «Ваш приказ выполнен. Сегодня в двадцать два ноль-ноль батальон овладел населенным пунктом Грачи. Фашистский гарнизон истреблен. Нанесен урон южной группировке противника, пытавшейся оказать помощь осажденным. Ожидаю ваших приказаний. Абатуров».

Чуважов передал радиограмму и перешел на прием:

...

«Передайте от имени генерала благодарность всему личному составу батальона и поддерживающим подразделениям. Южная группировка немцев разгромлена и отходит под ударами дивизии. Приказываю — дать отдых людям до утра и в восемь ноль-ноль выступить на соединение со мной».

Вскоре в первом этаже дома отдыха, оборудованном под штаб батальона, собрались командиры рот: Верестов — по его обожженным рукам было видно, что он вместе с бойцами тушил огонь; Бороздин в негнущемся от грязи и пота комбинезоне; Лобовиков, лицо которого было одновременно восторженным и утомленным до предела.

Абатуров передал приказ командира полка и поздравил каждого с выполнением задачи.

Лобовиков расцеловался с Абатуровым и сказал:

— Многих спасли, Алеша, многих!..

Он снял с себя свою истрепанную шинель и, бросив на пол, лег на нее и тут же заснул.

Абатуров отдал распоряжение о порядке завтрашнего марша на соединение с дивизией и отпустил офицеров. Усталости он не чувствовал, спать не хотелось. Он вышел на площадь.

Все говорило о прошедшем бое — и трупы врагов, и брошенные винтовки с раздавленными ложами, и вздыбленный танк с порванной гусеницей и поникшей пушкой, и перевернутая повозка, и убитая лошадь в упряжке.

Багровый туман медленно уплывал, открывая звездное небо. Абатуров пошел вверх по улице и остановился возле дома, в котором когда-то провел лето с женой. Дом этот, сплющенный воздушной волной, был безобразен. Крыша свисала почти до земли и едва держалась.

Впервые со всей беспощадностью Абатуров признался себе, что не нашел Наташу.

Но неужели никто не расскажет ему о ее судьбе?

Абатуров вспомнил о старухе, встретившей здесь своего сына.

«Может быть, она что-нибудь знает?»

Он направился к домику с палисадником. Издали увидел там свет, услышал голоса и звуки гармоники.

— Стой, кто идет?

Абатуров назвал себя. Боец козырнул.

— А вы кто? — спросил Абатуров.

— Отделение автоматчиков, товарищ капитан. Размещены здесь по приглашению.

— Так, — сказал Абатуров. — Вас, значит, хозяйка пригласила, а вы ей спать не даете. Песни поете и на гармони играете?

— Не до сна хозяйке, товарищ капитан, — сказал боец, усмехнувшись. — Автоматчик наш Осокин свою мамашу нашел. Или она его нашла — не знаю. Он здешний, из Грачей. Это их дом, товарищ капитан. Осокин в этом доме немецкого офицера убил. Ну, в общем, встретились сын с матерью. Удивительно, товарищ капитан…

— Да… удивительно… — повторил Абатуров. Он вынул папиросы, закурил и дал закурить бойцу. — Надо поздравить. — И он быстро вошел в дом.

При его появлении гармонь стихла. Абатуров сразу же увидел Осокину и рядом с ней ее сына и подошел к ним.

— Поздравляю вас, — сказал Абатуров. — И… — он не закончил фразы. Слова вдруг показались ему ненужными, лишними.

«Как у нее лицо изменилось, — подумал Абатуров, глядя на Осокину, — как будто свет изнутри…»

Осокин не принимал участия в песнях и разговорах своих товарищей. Казалось, он оробел от присутствия матери и от чувств, приглушенных за эти годы, и вместе с тем задумался о завтрашнем дне.

Абатуров тоже сел рядом с Осокиной. Втроем они молча слушали гармонь. Наконец Абатуров решился и спросил ее, не знала ли она в Грачах Наталию Степановну Абатурову.

— Абатурову? — По ее лицу он видел, что Осокина вспоминает с трудом. — Красивая такая… Волосы у нее были длинные. Она их в косу заплетала.

— Да, — сказал Абатуров и опустил голову.

— А вы?..

— Я ее муж, — отвечал Абатуров.

— Господи, господи!..

— Убили?

— Не знаю. Вот уже год, как угнали в Германию.

Гармонист сделал перебор. Вокруг них пели и плясали.

Абатуров сидел неподвижно, положив руки на колени.

— Расскажите мне о жене, — попросил он.

— Работали мы вместе, — рассказывала Осокина. — Потом мы оттуда убежали. На третий день нас поймали. В лагере мы уже не вместе были. Но я о ней знала. Ее из лагеря в Германию взяли. А я еще долго в лагере была; когда выпустили, мне старики сказали: «Абатурову угнали». Их, товарищ командир, целую партию погнали.

«Значит, может быть, Наташа жива…» — подумал Абатуров.

Он чувствовал, что никогда не поймет до конца того, что говорила ему Осокина. Слова «поймали», «взяли», «угнали», «лагерь» можно понять, только пережив. И, думая о жене, которая, может быть, жива и находится там, в мире неизвестных ему страданий, он смотрел на Осокину и мысленно сравнивал ее старое лицо с милым молодым лицом Наташи.

И еще долго после того как он ушел отсюда, он видел перед собой лицо Осокиной.